новое в моем избранном/ Элла Крылова

[Belka]

Элла Крылова

Часть первая.
ДЕНЬ ПУТИ

Пять условий для одинокой птицы:
Первое: до высшей точки она долетает
Второе: по компании не страдает
даже таких птиц, как она
Третье: клюв ее направлен в небо
Четвертое: нет у нее окраски определенной
Пятое: и поет она очень тихо.

Сан Хуан де ла Крус
"Беседы о свете и любви"

1.
Ничто из того, что было твоим,
не стало твоим.
Ты видишь – дом,
а это всего лишь – дым,
ты видишь – дым,
а это всего лишь – сон
Того, кто уже развеян и вознесен.
Сон о земле
или же – сон земли
о том, какою будет она вдали
от себя, от всего, что ей даль и близь,
ибо нечаянным всплеском задумана жизнь,
пробужденье предшествует сну,
как полет – крылам,
и лишь беспредельность делится пополам
поровну,
чтобы кто – то смог
переступить порог.
2.
Снова совесть – месть самому себе –
в плоть гвоздями впивается изнутри,
но прошлое принадлежит судьбе,
как вспять его ни твори.
Пробиваются тернии сквозь чело,
но из мыслей истину не сплести.
Вот и нет у идущего ничего,
кроме непройденного пути.
Потому что багаж в перспективе теряет вес,
ты уходишь ни с чем или в мир иной,
и редеет навстречу воздушный лес,
скрежеща капканами за спиной.
Ты идешь вслепую, как тьма на свет,
из себя, избывшегося до дыр,
К Тому, отсутствие Чьих примет –
самый верный ориентир.
Под твоей стопой уже не болит трава,
не запомнит, чтоб окликать, следов.
И свежа, и нетронута синева
над вавилонами городов.
3.
Мысль об этом слаще самих отрав.
Позабытый Богом анахорет,
между тем и этим светом застряв,
я пускаюсь в рост и схожу на нет.
Так растет готическая игла.
Так она, оттого что остра, болит.
От диалектического угла
остается, как молвил один пиит,
только точка. Но, ангеловым пером
или финским поставлена, все одно
она расплывается, как на сыром,
в багровеющее пятно.
4.
Обезлюдела речь.
Течет, размывая суть, –
как – нибудь, лишь бы течь, –
вавилонская муть.
Никого не видать.
Над колыханьем толп
разве что – наглый тать
да телеграфный столб.
Скудные времена.
Как всегда на земле.
Все, чем блазнит она,
умещается на столе.
Радость ее груба.
Беды ее скучны.
Это рай для раба –
от войны до войны.
Гложет червь и поднесь
зрак Адамов пустой.
Что я делаю здесь,
Отче, Сыне
и Дух Святой?..

[Belka]

20.
И ты не убываешь в каждой смерти.
Сам выбираешь русло жизни новой.
Ты был землею, деревом и солнцем,
но ты не то, ни это, ни другое.
Ты тот, кто есть. И, в вечном становленьи
в грядущее себя опережая,
в любом мгновеньи целостен и вечен.
Свершеньем безупречного сознанья
превосходя отважную догадку,
сознаньем безупречного свершенья
превосходя само превосхожденье.
Ты будешь солнцем, деревом, землею,
но от начала ты пребудешь новой
возможностью утраты и единства,
круг замыкая выходом из круга,
ты, свет сознанья и сознанье света.

[Belka]

23.
Как странно знать, что смерть всегда близка,
что дверь открылась не от сквозняка
и за порогом мир – уже иной:
привычное осталось за спиной,
в тень обратясь, в потерянный Эдем,
в предвечное Ничто, в тупик без стен.
И некуда вернуться и нельзя,
по бездорожью лунному скользя:
ни фонарей, ни окон золотых,
ни черных крыш, ни пурпура пустых
небес, и как дитя в лесу ночном –
таинственном, осмысленном, ничьем, –
предчувствием ведомый, ты идешь
доверчиво, как Исаак под нож,
трезвей воды, но будто бы сквозь сон.
И восхищеньем ужас заглушен,
и темный свет клубится неспроста,
и кажется, из каждого куста
Бог говорит,
что смерть всегда близка,
и нет надежнее проводника,
и не найти попутчика верней,
как нет пути прекрасней и прямей,
чем эта жизнь, меж бездной и скалой
плетущая свой мост волосяной.
Должно быть, так, задумавшись, плела
простую косу Дева, а крыла
наряда подвенечного белей
грядущей славой веяли над Ней.

[Belka]

ВЗАПЕРТИ
1.
Здесь ты можешь спокойно сходить с ума.
И стреляться сразу из трех стволов.
И, быть может, так лучше, чем громоздить тома –
не дома, вавилонские башни – слов.
А чего бы хотелось тебе, дружок?
Впитает, как воду, и кровь земля.
Традесканции тесен ее горшок,
но на воле – пятнадцать ниже нуля.
2.
Жить как кошка. Двадцать часов
в сутки дремать. Не наблюдать часов.
Никому не давать потрогать своих усов.
Жить как книга. Неподвижно лежать, пока
не возьмут за лоснящиеся бока,
не дадут странице пинка.
Жить, как на окнах живут цветы:
от поливки к поливке копя листы,
почки, бутоны, почти никогда – плоды.
Жить, не вникая в процесса суть.
Не предполагая за этим – путь.
Жить, ну хоть как – нибудь.
3.
Воля. Решеток на окнах нет.
Ключ от внешнего мира – при нас.
На все вопросы о нем ответ:
"к черту", либо – "атас".
Покой. Никто не придет с мечом.
Не – падет от меча.
Только светило косым лучом
вскрывает жилье с плеча,
шарит в настольном кавардаке,
в сонных зрачках, слепя.
Покой и воля, как кот в мешке.
И некуда деть себя.
4.
Здесь тишь такая, что всякий звук –
как гром небес на юру.
Соседи неслышнее, чем паук
в ванной моей в углу.
Что ты там ешь? Ведь зазря висят,
дурашка, сети твои.
Великий Шелковый Путь торят
кухонные муравьи.
Тишина, тишина, без ушей, без глаз.
Что ж, плети, Камена, и ты –
как заправский какой – нибудь богомаз –
паутину для пустоты.

[Dionysus]

Belka: Весьма интересно, спасибо.