Художник, который не умеет рисовать кошек

[BagirkaN]

Все имена заменены на вымышленные.

[BagirkaN]

Да, мне нравится эта окраина Еревана. Гворят, здесь не очень здоровый воздух. Я не знаю. У меня отменное здоровье, - в свои 37 лет я не имею каких-либо жалоб или хронических патологий. Здесь уютно, - низкие дома, тихие дворики. Станция метро – конечная – в получасе ходьбы. Хотя основное мое средство передвижения – велосипед. Особенно по выходным.

Жители окрестностей наверняка уже привыкли видеть, как каждые выходные мимо них на большом и красивом велосипеде проезжает большой и красивый бородатый блондин, - ясноглазый художник, который везет на Вернисаж к Дому Кино свои творения, - деревянные фигурки слоников, отточенные бюсты африканских красавиц, оригинальные браслеты, подвески и ожерелья, праздничные сувениры и посуду. У меня расходится хорошо. Либо нравятся мои творения, либо нравлюсь я. Но факт в том, что покупают.


Трудно сейчас живется и моему народу, и семье моей. Особено зимой. Но я знаю много семей, которые живут гораздо хуже. Мама, брат и я. Наши жены и наши дети. У брата двое детей, у меня трое. Брат старше, я моложе, - на пару лет. Брат приземистый, приземленный, полный. Я высокий, ветреный, статный. Брат при этом летает в гражданской авиации, а я все больше на земле, - с деревяшками. Брат снабжает наши семьи, достает все от горючего для отопления до овощей с рынка. Такой он у нас проворный и практический. Я далек от этого. И, хотя мне удается делать денег не меньше, чем делает брат, меня в семье не воспринимают всреьез. И по мне это к лучшему. Я могу целыми днями пропадать на своем чердаке, за работой, со своими идеями, мечтами и думками. С меня взятки гладки. Принес выручку – отдал брату, часть жене – а сам на чердак. До самого ужина. И после ужина – до самой ночи.


То, что наши семьи живут в одном доме – хоть и не было редкостью для Армении но умиляло многих наших соседей, поскольку все-таки, в Ереване такое практиковалось значительно реже чем в селах. Но так получилось, что родители наши – люди сельские. Покойный отец – из Кявара, а мама – из Арташата. Мы же с братом родились и выросли здесь, в этом доме на окраине Еревана, и жены наши тоже горожанки. Но все же они прекрасно ужились в этом сообществе. И дети наши называли их не иначе как мама Гоар и мама Марина.


Должен заметить, что моя Марина – не первая моя жена. Отслужив в Армии в Краснодарском крае, я не сразу вернулся в Армению. Там, в Краснодаре, у меня появилась жена, русская девушка. Родилась дочь. Но что-то не склеилось, и мы довольно легко расстались. Приехав в Армению, я был поставлен перед фактом: должен жениться снова и как можно скорее, чтобы русская женушка не опомнилась и не стала морочить голову. Показали девушку. Насколько статную по фигуре, настолько блеклую на лицо. Блеклую... скорее бесцветную. А если быть до конца искренним, - я хоть и джентльмен, но как художнику мне эта искренность будет простительна - откровенную дурнушку. Мне было безразлично, я согласился, - она оказалась неплохой женой, тихой, робкой, непритязательной. Мне она не мешала, а я со временем понял, что, возможно, мне даже повезло с ней.


Гоар, жена моего брата, была, разумеется, значительно привлекательнее моей Марины. Хоть и не было в ней марининой стройности и роста, но личико у нее было очень милое и правильное. Да к тому же характер у Гоар был веселый, она была подвижна, остроумна да и попросту умна. Она выучилась в педагогическом техникуме на воспитательницу детсада, но ни одного дня там не работала. Вышла замуж за моего брата. Марина же моя была медсестрой, и какое-то время, даже будучи уже замужем, работала по специальности, но потом было решено (не помню кем, то ли мамой, то ли братом), что и ей лучше сидеть дома.


Живя в огромной, дружной веселой семье, окруженный любящими родственниками и детьми, я редко чувствовал себя по-настоящему счастливым. Часто задумывался о том, чего мне не хватает, но тут же одергивал себя. Потому что при первой же мысли о недостающем возникал расплывчатый образ прекрасной девушки, женщины, - чем-то напоминающей Гоар, но точно-точно не ее. Я не знал, кто она, эта женщина, но был уверен, что встретив ее в жизни, непременно узнаю. И порой, когда я с умилением смотрел на копошащихся детей, на суетящуюся вокруг них Марину, я вдруг с ужасом ловил себя на мысли, что появись эта девушка сейчас, я ни минуты не колеблясь уйду за ней на край света.


Жить скучно. Только работа и спасает. Велосипедные прогулки по выходным до Дома Кино и обратно – часто вместе с моим девятилетним сыном, который помогает мне расставлять и собирать продукты моего творчества, - вот, пожалуй, и все, что происходит в моей жизни интересного.

Высиживая на бордюре возле дома кино отведенное для Вернисажа время, я обычно коротаю его за чтением газет. Точнее, одной газеты. Современной, ереванской, молодежной, на русском языке, который стал мне вторым родным, и которым я владел в совершенстве: учился в русской школе, да еще и прожил в России около пяти лет.

- Как приятно, что созидатели прекрасного интересуются нашей газетой.
Звонкий, и в тоже время жесткий голос прозвучал словно из глубокого колодца. Мне так показалось, потому что я был полностью поглощен чтением очень увлекательного эротического рассказа в упомянутой мной молодежной газете. Я не сразу среагировал.
- Судя по номеру и по полосе, вы читаете не что иное, как мой рассказ, - весело констатировал голос, и я, наконец, отовался от чтения.
Не знаю, что было написано на моем лице в этот момент, и когда, через какое время собственно мне удалось ответить ей. Однако первым, что я четко осознал, взглянув на нее, было то, что это – она!..
- Ваш рассказ? Интересно. Никак не думал, что такая хрупкая девушка может носить такое странное заморское мужское имя. Рад знакомству, дорогой мистер... как тут?.. Ага, Ричард Бронсон! – я протянул ей руку, - меня зовут Давид.
Она долго смотрела на мою руку, прежде чем вложить в нее свою кисть, будто сомневаясь, стоит ли ей углублять знакомство до такой степени, несколько раз переводила взгляд с моей руки на мое лицо и, наконец, когда ее пристальный взгляд застыл на мне на пару секунд дольше, чем мы оба ожидали, я почувствовал, как ее рука смело пожала мою.
- Анна, приятно познакомиться.
- Очень рад...

Продолжение следует.

[antaneli]

Понравилось , жду продолжения...

[BagirkaN]

Я хотел было сказать еще что-то, мне жутко требовалось в тот момент продолжить это общение, не прерывать этот контакт, но к моему столику подошел мальчишка лет двенадцати и ошеломленно уставился на сосцы моей африканской красавицы. Я лишь на секунду отвлекся на его смешную мордашку, но когда снова взглянул на Анну... ее уже не было. Даже не попрощалась.

Почему она так стремительно исчезла? Я был неприятен ей? Вряд ли. Чего она испугалась? Я вдруг совершенно четко осознал для себя: она придет снова. Если бы она ушла, спокойно попрощавшись, я бы не был в этом уверен. Но теперь я знаю точно: она придет! Я думаю, что любой бы заметил, как я просиял в этот момент.

- Пап, а где нубийка? – услышал я голос сына.
- Где нубийка... нубийка...нет нубийки! И не надо нам нубийки!
- А кто ее украл?
- Кто украл – тому я ее дарю! Собирай все что осталось, сынок.
Сегодня я не хочу больше здесь оставаться. Вернемся сюда завтра, в воскресенье.

Почему так странно устроена природа художника? Почему так тонко и страстно я воспринимаю то, что мне интресно и настолько глух и рвнодушен я к тому, что меня не привлекает? Просто две крайние крайности. Будет жизнь? Когда? Я сегодня точно понял, что она есть, и что она может быть. Заснуть, как можно скорее. Дождаться завтра. Поехать на Вернисаж. Она придет. Я точно знаю, что оно начнется.

Эту ночь я спал на чердаке, в своей мастерской. Благо, было уже достаточно тепло, это была весна, апрель, после самой жуткой и самой трудной зимы, которую пришлось пережить Армении в начале девяностых.
Марина не спросила меня, почему я не спустился к ужину, - она просто принесла мне все на подносе. Это жутко бесило моего брата, но сегодня он был в рейсе, и Марина осмелилась заочно его ослушаться. Вернувшись за подносом, она обнаружила, что еда осталась нетронутой, а я уснул как младенец на старом диванчике.
***

- Не возьмешь его с собой? – Марина стояла у порога, неловко переминаясь с ноги на ногу и держала за плечи сына.
- Я сегодня поеду один, так нужно, - отозвался я, похлопывая по седлу велосипеда и с дурацкой улыбкой морщась на небеса.

Она разговаривала с кем-то из художников. Записывала его слова на диктофон. Что может ей рассказать этот сопляк? Ему двадцать пять, не больше. Впрочем, и ей, кажется, столько же или даже меньше. Я его знаю, он живет тут, недалеко, возле кинотеатра «Россия», рисует каких-то голых девиц и распятия, ничего оригинального, но его работы тоже раскупаются ценителями наготы и распятий в качестве подарка или на стену в спальне.

- А у меня вы не хотите взять интервью? - спросил я, когда она медленно проходила мимо моего столика, пристраивая диктофон куда-то в глубину своего бездонного рюкзака.

Она остановилась и посмотрела на меня каким-то странным, умоляющим взглядом. Мне стало даже жаль ее почему-то. Я застыл, застопорился, не мог почему-то произнести больше ни одного слова. А она продолжала на меня смотреть, и на ее лице было написано то, что я читал так, как если бы это было написано текстом или сказано голосом. «Ты сможешь? Ты будешь? Ты станешь? Я должна это знать точно и прямо сейчас, иначе все будет кончено. Сейчас или никогда потом. Я не хочу больше ни одной минуты неизвестности. Я устала, - сама не знаю от чего, но устала смертельно. Я вижу, что ты можешь. Но я не знаю, хочешь ли, готов ли, есть ли ты?...»

Сколько длилось это ее молчание? Мне кажется, секунд двадцать. И я не видел ему конца. Вся эта ее тирада, которую я прочел, повторялась на ее лице раз за разом без каких-либо изменений и дополнений, и я понял, что время мое заканчивается. Нужно принимать решение. Она вскинула голову и сделала движение в продолжение своего хода. У меня звенело в голове и стучало где-то в затылке. Я крикнул каким-то не своим голосом:

- Я могу!! Я буду, я стану!!!
Я не помню, когда я плакал и смеялся одновременно в последний раз. И не знаю, когда это делала она. Но в ту минуту это происходило с нами обоими. Прямо там, на глазах у прибалдевшей публики. И дождь начался в эту минуту, - небольшой, приятный, теплый.

Продолжение следует.

[BagirkaN]

Либо этот мир абсурден, либо я не для этого мира. Еще в юности я об этом думал. Но тогда все воспринималось просто и даже с долей веселья. С возрастом и с обстоятельствами эта мысль приобрела остроту и драматизм.

Я хорош, я добр, я талантлив. Я никогда никому не причинил зла. Возможно, даже невольно не причинил. Напротив, я создаю вещицы, которые радуют глаз, приносят удачу, украшают интерьеры. Я послушен, я спокоен, я непритязателен. Даже вспоминая смертные грехи, я с трудом могу выявить у себя хотя бы один из них, хотя бы самый распространенный среди людей. И при этом я даже умудряюсь делать какие-то деньги в это трудное время, не проявляя отвратительных мне торгашеских, навязывающих качеств. Однако при этом ни я себя не ощущаю счастливым, ни окружающие меня не воспринимают всерьез, а порой даже поддевают.

Гоар... Она очень умна и изворотлива. Нет, я не могу назвать ее коварной или жестокой, но часто ей удается задеть меня незаметно для кого-либо из присутствующих. Мама моя, - с свое время яркая красавица и блестящая женщина, после недавней кончины отца стала гораздо менее охотно вникать в наши разговоры, и просто ограничивалась мелкими бытовыми замечаниями и понуканиями в адрес детей.

Брат мой, главный снабженец и кормилец, редко присутствующий дома, наверняка считал слишком мелкими для себя семейные дрязги, - он даже не прислушивался к нашим словам, а просто переводил взгляд с одного на другого и потом снова впивался глазами в телевизор, где Просто Мария в очередной раз утратила память.

Марина моя, не будучи наделенной острым и живым умом, вяло покачивала головой в сторону говорящего, не отводя взгляд от экрана, и лишь иногда переспрашивала кого-то из нас, что именно сказал Хосе Игнасио и что он мог этим иметь в виду.

Дети... кто-то из них сидел на руках у взрослых, увлеченно следя за фильмом, а кто-то играл во дворе, и они-то уж точно не могли замечать, как и чем меня задевают реплики Гоар. Впрочем, они и меня не задевали, хотя и были четко и верно на это нацелены. Они меня умиляли и веселили, и я часто ловил себя на мысли, что с ней... с такой как она, я бы чувствовал себя гораздо счастливее.

- Ну что, женушка моего деверя, - пойдешь сегодня на чердак рисовать?, - произнесла по своему обыкновению Гоар, когда на экране появились финальные титры очередной серии.
Да, именно так она меня и называла, - "женушка моего деверя" (на армянском языке это звучит намного короче и забавнее) - потому что считалось, что мы с ней соревнуемся за главное место на кухне, да и вообще, если кто-то и спорил между собой в этом доме, так это были мы с Гоар. Мужа своего Гоар побаивалась и скорее всего не видела никакого интеллектуального интереса упражняться с ним в остроумии.

- Нет, женушка моего деверя, - отвечал я, - сегодня я не пойду на чердак, у меня сегодня вечером есть дела поважнее в городе, - и этот мой ответ не был, в отличие от вопроса, обычным.
Даже мой брат с каким-то подобием интереса и удивления оглянулся на меня после столь необычного ответа.
- И куда же ты собрался? - скорее автоматически осведомилась Гоар.
- Не задавай художнику странных вопросов, - съязвил я и исчез за входной дверью.

Я находился в своей спальне, возле шифоньера, подбирая себе одежу на этот вечер: легкий свитер и джинсы. В них я буду неотразим. Спортивная форма, в которой я обычно передвигаюсь на велосипеде по городу, не для данного случая, - как я решил.
Брат выглядел странно и вообще, - неуместно в этом помещении.
- Что случилось? - его рыбьи глаза впились в какую-то неподходящую точку на моем лице, - он будто не в глаза мне смотрел, а куда-то в внутрь моего черепа, - куда ты собрался?
- По-моему, первый раз в жизни я тебя вижу в нашей спальне. Ты зачем пришел?

Вместо ответа мой брат шумно втянул воздух, вздувшимися, как у бойцового быка ноздрями, страшно вертанул зрачками и сквозь зубы произнес:
- Я буду в любой точке этого дома, где мне нужно будет тебя видеть... отвечай, куда собрался?
- Смени тон, братец... - я наклонился к нему (он был ниже меня на целую голову) и пощекотал его гладко выбритую пухлую щечку своей бородой, - ты прекрасно знаешь, что я тебе ничего сейчас не скажу, - я стремительно двинулся к выходу.
- Ты, кажется, забыл, что уже однажды ошибся в жизни...
- Не однажды, увы, - отозвался я, уже из-за порога.
- У тебя есть бензин? - в отчаянии кричал он мне вслед.
- До заправки хватит, - я захлопнул дверцу своей восьмерки и подъехал к воротам.

Брат не спешил их мне открывать, - он стоял на углу дома, сверлил пространство в моем направлении своими огромными навыкате, пустыми глазами, и пытался нащупать в кармане пачку сигарет. Мне пришлось самому открывать себе ворота.
- Во сколько приедешь? Я не собираюсь тебе открывать ворота ночью.
- Я не приеду сегодня, - отозвался я.
- Марина знает?
- Марина? - я немного растерялся, словно только что узнал о ее существовании, - Я ей потом все объясню. До завтра.
- До субботы. Я в рейс. Очень не хотел бы вернуться и узнать, каких делов ты натворил. Марине я сейчас скажу, что это я тебя отправил по одному делу. Понял?
- Понял, братец. Благодарю за чуткость.
***

Я еду на квартиру, которую оставил пустовать один из моих приятелей. Он взял один ключ с собой, в Ростов, куда уехал на неопределенный срок, а второй отдал мне. У него не было там ни цветов для поливки, ни попугайчика, которого бы нужно кормить, - просто решил, что второй ключ должен быть у кого-то в городе. Мне нужно было привести в порядок эту квартиру, прежде чем я смогу пригласить в нее свою новую знакомую.

Продолжение следует.

[BagirkaN]

И что только заставило меня сказать брату, что я не приеду домой ночевать. Покрасоваться захотелось загадочным ночным приключением? Или это была реакция на его заявление, что он не откроет мне ворота ночью? Где мне ночевать сегодня? Квартира моего приятеля оказалась вовсе не такой запущенной, как я предполагал, - я привел ее в чувство не более чем за час. В ванной оставалось немного воды, и я использовал ее, чтобы протереть пыль.

Правда, пришлось вынести кое-какой хлам с кухни и балкона, но я не думаю, что мой приятель, возвернувшись с широт расейских, вспомнит о существовании проржавевшего эмалированного тазика для варенья, пары деревянных ящиков, корпуса доисторического телевизора и облупившейся трехногой табуретки.
Что мне теперь тут делать, чем заняться, как провести вечер? Спать мне совсем не хочется, для работы у меня нет ничего с собой. Хозяин квартиры всегда был неисправимым книголюбом, у него была прекрасная библиотека, но читать при свете керосиновой лампы мне совершенно не улыбалось. Холодильник пуст, вода закончилась, электричества нет, спать не хочу.

Спустившись к машине, я сел в нее и решительно направился домой. Однако на повороте с улицы Пушкина на Проспект, я вдруг зажмурился на пару секунд и снова открыл глаза, чтобы убедиться, что чудеса на свете бывают. Из небольшого кафе, находившегося в подвальном помещении здания на углу, вышла Анна. Я не поверил своим глазам, но они упрямо сигнализировали, что я вижу именно ее, - здесь и сейчас. Погода стояла хоть и пасмурная, но уже довольно теплая. Анна поднималась по ступенькам не спеша, словно о чем-то задумавшись. Оказавшись на тротуаре, она подняла молнию на куртке и окинула глазами небосвод, словно ей нужно было убедиться, что уже окончательно стемнело. Посмотрев на часы, она вздохнула, посмотрела в одну сторону, потом в другую и решительно направилась в сторону рынка.

Я медленно последовал за ней. Заметив, что ее преследуют на машине, девушка ускорила шаг. Я не мог больше так ее пугать. Остановив автомобиль, я выскочил из него и, нагнав ее, преградил ей путь со словами:
- Только не бойся, это я, я!
Один лишь миг я видел ее лицо испуганным и напряженным. И еще одно мгновение - восторженным и благодарным. Она моментально совладала с собой и проговорила, состроив иронично-надменную мину:

- Вот уж никогда не думала, что простая человеческая одежда может придать Вам столько солидности и шарма.
- Анна, я не верю своим глазам... что ты делала в этом кафе?
- Только не говорите, что оказались здесь случайно, а не преследовали меня весь день, - съязвила девушка, - Что делала? Брала интервью у одного типа. Читайте в ближайшем номере нашей газеты.
- Анна, я клянусь... Что за тип?
- Узнаете, когда купите и прочтете нашу газету. Это сюрприз. Эксклюзив, такого в нашей прессе еще не было... В чем Вы поклялись?
- В том, что оказался здесь случайно... то есть...
- Неужели мне нужно в это поверить? - каким-то странным, мрачным тоном произнесла она.
- Да, я как раз хотел пригласить тебя в одно место, но... там темно, пусто и нет воды.
- Ну, в этом городе и за всеми этими окнами ситуация мало чем отличается, не так ли?
- Да нет, не так. За этими окнами - жизни, семьи, тепло и уют. И вода там наверняка какая-то припасена.
Анна криво улыбнулась и спросила, прищурившись:
- Интересно, что же это за такое загадочное место, где так темно, безжизненно, пусто и... сухо?


При последнем ее слове я рассмеялся в голос и крепко прижал ее к себе. Она немедленно вырвалась, оттолкнув меня.
- Анна, не нужно меня отталкивать. Я не сделаю тебе ничего такого, что тебе не понравится.
Она выглядела растерянной и даже подавленной.
- Извините, у меня мало времени, мне нужно идти сейчас.
- Куда ты пойдешь?
- На последний автобус домой я уже давно опоздала. Я пойду к родственникам, они тут живут, недалеко.
- Где это недалеко?
- Возле рыбного.
- Давай я тебя подвезу.


Она улыбнулась и пожала плечами в знак согласия...
Я завел машину, но не спешил трогаться с места. Она сидела спокойно и даже слегка улыбаясь.
- И все-таки, я отвезу тебя туда, куда я хочу, - произнес кто-то моим голосом.
Я заметил, как в какую-то долю секунды она сделала порыв выскочить из машины, но в последний миг передумала.

- Почему ты такая напряженная? Ты мне должна доверять.
- Я ничего не должна, - мрачно, скорее автоматически отозвалась она, уставившись в темноту за стеклом.
- Но ты мне доверяешь, так ведь? - я смело взял ее руку и сжал в своей могучей лапе. Я почувствовал, как она в первую секунду попыталась высвободить ее, но потом не стала этого делать, - Доверяешь?
- Доверяю, - еле слышно, почти шепотом ответила она.
- Тогда поехали?
- Тогда поехали...

Продолжение следует.

[BagirkaN]

После этой встречи - впервые на квартире у моего приятеля - произошло еще много событий, разных и по накалу и по драматизму. Почему же мне врезалась в память именно эта, первая ночь? Почему именно она всегда вспыхивает навязчивой картинкой, когда я вспоминаю об Анне? Ведь тогда не произошло ровно ничего особенного. Она растерянно блуждала по обставленному, но давно уже безжизненному помещению, переставляла предметы на полках, водила пальцем по мебели и стенам, то и дело окидывала взглядом темные комнаты при свете лампы и совершенно очевидно думала о чем-то своём. Я молча следовал за ней, держа лампу, и ждал, когда же она вернется в реальность.


- И здесь никто не живет? - спросила она, наконец.
- Никто.
- Жаль. Хорошая квартира... в удобном месте. Он не хотел ее сдать?
- Нет, он об этом не думал. В общем-то это дом, где он родился и вырос, где жили и умерли его предки, и он бы вряд ли согласился поставить его на коммерческую ногу.
- На коммерческую ногу, - усмехнулась она, - а вот так, забросить, покинуть, оставить?..

- Ну, так сложилась жизнь. Он не мог жить здесь больше. Сейчас трудные времена, но я думаю, через пару лет он вернется...
- Он не вернется, - как-то резко и безапелляционно вставила она, уставившись на меня пристально, словно я был виноват в том, что он не вернется.
- Анна, что с тобой? - я поставил лампу на полку трюмо и взял ее за плечи.
- Здесь есть его фотографии?
- Думаю, найдутся. Я давно уже тут не был, в последний раз был до его отъезда.
- Можно посмотреть на него?
Конечно, пойдем.


Мы двинулись по темным помещениям в сторону гостиной.
- Вот здесь должны быть фотографии, на этой полке... нет, кажется, он их отсюда убрал. Наверное, он взял их с собой, чтобы не скучать там по своей прошлой жизни.
- А это кто? Какая интересная работа... Это Дуглас?
- Как ты сказала? Дуглас?
- Ну да, Керк Дуглас, Спартак...
Я был тронут до глубины души. Хотя и не удивился.
- Знаешь, это была моя армейская кличка. А потом - институтская.
- Дуглас?
- Да. Это я. То есть, это мой автопортрет.


Анна, слегка ошеломленная, протянула руку в деревянному бюсту, будто желая убедиться, что это не иллюзия, а реальный предмет.
- Какой красивый. Боже... что с Вами борода сделала! Долой ее! - ее властный и в то же время озорной взгляд не оставлял мне никаких сомнений в том, что игра началась.
- И усы тоже? - спросил я с наигранной обеспокоенностью.
- Да, и усы.
- Анна, это несерьезно.
- Почему?
- Ну... мне нужно много свободного времени, а я не могу его тратить на каждодневное бритье...
- Каждодневное, - передразнила она, - а борода разве не требует ухода?
- Значительно реже, - улыбнулся я.

Возникла пауза, она не переставала смотреть на меня. Я решил было, что можно ее поцеловать, но не осмелился. Она, кажется, просекла это обстоятельство и, с довольной улыбкой, бросив еще один взгляд на бюст, направилась к креслу.
- Так мне разрешается оставить все как есть? Или все еще долой бороду? - поинтересовался я.


Казалось, что она задумалась всерьез над моим вопросом. Ответа не последовало, но она продолжала смотреть на меня с тем же задумчивым видом.
- О чем задумалась?
- Мм... даже не знаю, стоит ли делиться этой мыслью.
- Стоит, говорю тебе совершенно точно.
- Ну, тогда держитесь. Я никогда в жизни не... не имела ничего общего не только с бородатыми, - это еще полбеды. Но чтобы старше меня на 14 лет...
- Анна, Анна, - наигранно-укоряющим тоном прервал я ее, - эта разница выдает не мой преклонный возраст, а твою восхитительную юность.
- Двадцать два года - это юность? - возразила она
- Это младенчество, Анна.
- Вот как. И что же Вы, такой взрослый, видавший виды дядька, делаете тут с младенцем?

- Да какой же я взрослый, милая! Мне еще так далеко до этого! - я кинулся всей своей тушей к креслу, в котором она сидела, и прижался грудью к ее ногам, не отрывая взгляда от ее лица. В эту же секунду комната озарилась ярким светом хрустальной люстры. Мы оба прищурились и произнесли точно в унисон:
- Да будет свет!..


Продолжение следует

[BagirkaN]

Апрельское утро выдалось ветренным, косые солнечные лучи уже проникли в помещение и сделали его чрезвычайно уютным и веселым, не в пример вчерашнему. Анна все еще спит на кровати в спальне, куда я ее отнес, когда она уснула в кресле. Я почувствовал, что она на мгновение проснулась, когда я ее брал, но не подала виду и очень скоро уснула снова.

Мне следовало завоевать ее доверие окончательно, прежде чем продолжать наши отношения в известном направлении. У меня возникла странная идея дождаться, когда она сама, первая потянется ко мне. Я подошел к своему деревянному автопортрету и невольно залюбовался им. "Однако я забыл тебя протереть вчера... Дуглас", - подумалось мне, и действительно, вечером при свете лампы и даже при люстре пыль на работе не была так заметна как сейчас, при божьем свете. Кое-как руками почистив бюст, я стал собираться домой. Было уже около девяти утра.

Я написал ей записку, оставил ключ на столе и покинул квартиру. В записке было только три слова: встретимся на Вернисаже. Думаю, она оценит этот мой щедрый и загадочный шаг. В конце концов я уже не мальчишка, и имею право применять мужские хитрости! Эта девушка придала очарование моей нынешней жизни, - серой, лишенной ярких впечатлений. Она заслуживает того, чтобы я набрался терпения.

***

Гоар стояла во дворе возле бани, судя по всему, занималась стиркой. Марина сидела в гостиной на диване, при включенном телевизоре, который не смотрела, а просто вязала очередной свитер.
- Давид, посмотри, этот узор нравится тебе?
- Мне сейчас все нравится! - отозвался я, даже не обернувшись на нее и прошел на кухню. Я был голоден как волк. Разумеется, в ту же минуту на кухне рядом со мной оказалась моя услужливая и учтивая Марина, которая принялась собирать мне трапезу. Глядя на ее проворные, суетливые движения, я впервые в жизни почувствовал омерзение, которое было вызвано во мне то ли ею, то ли мной самим, то ли нами обоими и тем фарсом, который мы вот уже десять лет считаем своим браком.

- Марина...
- Ты голоден, иди за стол, я сейчас накрою, - как-то странно, торопливо, не своим голосом отозвалась она, даже не взглянув на меня.
- Марина, послушай, я должен тебе сказать...
Марина, со звоном отбросила нож в раковину и как ошпаренная ринулась через заднюю кухонную дверь напрямую во двор.

Я почему-то внутренне просиял. Мне показалось, что это была именно та реакция, которая меня устраивала больше, чем все остальные возможные. Она все поняла сама, - мне не придется ей ничего объяснять. Я спокойно закончил начатую Мариной "миссию" и с аппетитом утолил свой голод. В это время со двора вошла Гоар.
- Где наша мама?
- Мама пошла к Заре, - сухо ответила Гоар.

Зара, к слову - это моя замужняя сестра, самая младшая из маминых детей, жившая неподалеку, в нашем квартальчике. Мама часто ходила навещать свою дочь, которая только изредка могла вырываться в гости в отчий дом.
- Брат в рейсе?
- Да. Ты уже поел? Убирать?
- А вода есть?
- Да, свет сегодня целый день будет.
- Откуда знаешь? Ребята сказали?
- Да, если не врут.
- Пойду ополоснусь.
- И, пожалуйста, хлоркой помойся после вчерашнего, чтобы всю грязь с себя смыть...

- Ты о чем?
- Сам знаешь о чем, - Гоар стремительно сгребла со стола посуду и двинулась на кухню. Я последовал за ней.
Некоторое время я наблюдал за ее действиями, шумными, широкими, смелыми, ловкими, и невольно находил что-то общее в ее облике с чем-то в облике Анны. Что-то есть одинаковое в женщинах, к которым я неравнодушен. Я пока не понимал, что именно. Я стоял так долго, пока Гоар сама не заговорила, продолжая суетиться с кухонными делами.
- Давид, я тебя прошу, опомнись.
- Говори прямо, что хочешь сказать.
- Давид, мы все заметили, что ты какой-то другой в последнее время.
- Какой?
- Счастливый, отстраненный, - моментально ответила Гоар, и я увидел, как она сама немного опешила от своих слов.

- Так, и это плохо? Я вас больше устраивал, будучи вялым и безжизненным, да? Ну, признайся, ты ведь сама понимаешь, что сморозила глупость.
- Глупость-не-глупость, а ты не один живешь на свете, ты отвечаешь за четверых человек.
- У меня пока что только трое детей, если не считать российской дочки.
- А Марина не в счет?
- А Марина взрослая и самостоятельная девушка.

Гоар широко раскрыла свои глубокие медовые глаза и уставилась на меня сверху вниз, так как стояла на табуретке и расставляла по полкам вымытую посуду. Заметив, как она пошатнулась, я схватил ее и, прижав к себе, медленно, играя в бережность, опустил на пол. Мои руки поползли по ее торсу всей своей длиной, мой бородатый подбородок еле касался ее влажной шеи. Я глубоко вдохнул ее щедрый природный запах и отступился от нее наконец.
Гоар последовала ровно в том же направлении и с той же скоростью, что и Марина полчаса назад. Я почему-то торжествовал...

Продолжение следует.

[Jane]

а чего столько дублей ?

[Dorothy]

Что-то мне этот "ветреный" товарищ не очень... Совсем дурак что ли?

[Arth-Gwyr]

Что-то мне этот "ветреный" товарищ не очень... Совсем дурак что ли?

Странный ты какой-то. Дурак, наверное. (с)

[Dorothy]

Originally Posted by Arth-Gwyr

Странный ты какой-то. Дурак, наверное. (с)

100%

[W_z_rd]

I VSE ?

[Arth-Gwyr]

I VSE ?

ну уж нет!
пусть только попробует

[BagirkaN]

Оставшиеся несколько дней до Вернисажа я провел как в тумане. Однако производительность моя в эти дни была просто фантастической. Вот как не много мне оказалось нужно для вдохновения! Я сделал не просто больше чем обычно, но намного качественнее и выразительнее чем когда-либо прежде. В таких случаях обычно говорится "сделано от души" или "вложена душа".

Когда Марина впервые за несколько дней поднялась в мою мастерскую, она была совершенно явно поражена количеством слоников, вазочек, нубийских красавиц всевозможных размеров, браслетов и прочих моих творений. Впрочем, довольно скоро с ее лица сошел весь восторг, словно она осознала, что собственно на самом деле произошло. Нелепо, угловато, робко, словно школьница у доски, не знающая формулы, словно не были мы женаты десять лет до этого момента, словно видит меня впервые, словно я - посторонний и неизвестный субъект, словно при малейшем неверном движении все здесь взлетит на воздух - Марина приблизилась к столику и пролепетала еле слышно:


- Я возьму вот этот браслет...
- Да, возьми, раз нравится.
- А это кто?
- Вот это?
- Похожа на Гоар.

Странно... Я пригляделся. А ведь действительно похожа.
- Не, это не Гоар.
- А кто же?
- Не видишь разве? Синди Кроуфорд, - вовремя и очень удачно нашелся я.
- А почему именно она? Тебе ее заказали?
Кажется, анекдот про "умницу, которая сама все придумает", появился неспроста.
- Да, мне ее заказали. И очень давно.
- Кто заказал?


"Кто заказал? Мое второе я и заказало", - проворчал я мысленно в ответ, но вслух прозвучало:
- Ну кто, поклонник ее один...
- А за сколько ты ее продашь?
- Я ее не продам, она мне самому нравится. Ему я сделаю другую...
Марина помолчала, и мне стало интересно, догадывается она о реальном положении дел или нет. Она, однако, спросила меня на чем я поеду.


- Наверное, на машине. На велосипед столько навьючивать не буду.
- Ты думаешь, это все сегодня купят?
- Да ты посмотри какая красота! Разве ты не видишь, что все эти работы не такие как прежде!
Кому, зачем я это говорю? Я ведь всеми силами даю ей понять, что вдохновлен, осчастливлен, наслаждаюсь своим состоянием? И она прекрасно понимает, что не ею вызвано все это?


Она сжимала в руках выбранный браслет, всячески его теребя, и, видимо будь он из пластилина, он бы давно уже приобрел форму французской ватрушки. Я уставился на ее руки, не меняя сияющего выражения лица.
- Раз на машине... значит, ты поедешь в свитере и в джинсах?
Вот этот вопрос стал для меня полной неожиданностью. Не помню, чтобы Марина прежде вмешивалась и определение моей формы одежды. Я даже не знал что ответить.


- А ты хочешь, чтобы я надел спортивку?
- В свитере, который я для тебя вязала?
После небольшой паузы я увидел, как у Марины передернулось лицо и она, еле слышно взвизгнув, резко повернулась и выскочила из моей мастерской. Лучший мой браслет полетел в сторону и с глухим, но сильным стуком провалился куда-то за кучу заготовок и материала.

- Поздравляю тебя, Дуглас. Жена-то у тебя - истеричка, - весело, нисколько не обеспокоившись произошедшим произнес я вполголоса и тут же забыл об этом, начав складывать в ящик работы на продажу.