Как там по тексту «Марсельезы»: «К оружию, сыны Отечества», так, что ли? Действительно, почему бы и нет! Все эти тупые лавочники и узколобые рабочие, которым плевать на права человека, неспособные оценить величия неогуманистических идей, думающие только о том, чтобы их детей не избивали на улицах юные арабы, недовольные тем, что их налоги раздаются в виде пособий крикунам и бездельникам, не желающие радоваться таким неоспоримым признакам величия Франции, как разрешение однополых браков… Вся эта обывательская сволочь вдруг решила, что и у них есть право иметь собственное мнение и голосовать за тех, кто высказывает это мнение!
Французским левым это казалось всего лишь фигурой речи. Ну, может быть, совсем чуть-чуть – политической провокацией. Дирижеры уличной истерики, по-видимому, полагали, что разнообразные левые – красные, розовые, зеленые и голубые – вряд ли немедленно кинутся стрелять в своих соседей. Это вам не витрины бить или опереточную потасовку с полицией учинить. Ну, разве что пассионарная арабская молодежь вполне способна принять риторический призыв из государственного гимна, как руководство к действию.
У борцов за права человека вообще довольно специфическое представление о демократии. Как выразился Джордж Буш по поводу неудачной попытки ЦРУ свергнуть президента Венесуэлы Уго Чавеса: «Легитимность – это то, что не обеспечивается простым большинством избирателей». Чем именно, в таком случае, обеспечивается эта загадочная «легитимность», наш техасский друг не уточнил, но это и так всем понятно.
Как, не нарушив прав человека, заставить иммигранта из Алжира стать образцовым законопослушным французом, если он сам этого не хочет, если считает Осаму Бен Ладена героем, а западную цивилизацию – символом мирового зла?
Так называемые права человека, похоже, вколочены в европейских гуманистов на уровне безусловных рефлексов. Заметим, что в любом конфликте они неизменно становятся на сторону деструктивную, бандитскую, руководимые каким-то инстинктивным отвращением к стороне, хоть сколько-нибудь напоминающей человеческую норму. За чеченцев – против России, за «муслимов» и албанцев – против Сербии и Македонии, за палестинцев – против Израиля. Никакого парадокса в этом нет – наоборот, строгая последовательность взглядов. Поскольку вся конструкция либерального гуманизма построена на разрушении традиционных норм жизни – то и во внешней политике приверженцы этой идеологии испытывают инстинктивную враждебность к стороне, выражающей нормальную человеческую, то есть традиционную точку зрения. Но в их собственных странах нормальные люди пока еще составляют большинство. И пока представителям этого нормального большинства вешают на уши лапшу о героической борьбе чеченских и албанских рыцарей против русских и сербских людоедов – это еще может пройти. А вот когда пытаются ему же внушить, что обдолбанный араб, пристающий на улице к его дочери, достоин такого же уважения и сочувствия – уже не получается.
Так что левый кандидат Лионель Жоспен уже за несколько недель до выборов поставил свое политическое будущее под удар. Когда по Франции прокатилась волна нападений арабов на синагоги и на прохожих еврейского вида, и президент Ширак жестко потребовал у правительства навести порядок, премьер Жоспен только и смог, что выдавить из себя какую-то невнятную чушь о необходимости защищать не только евреев, но и арабов. Вряд ли кто-нибудь из слушателей понял, о чем речь. Евреев, положим, защищать от арабов, а арабов-то от кого? Кто это осмелился на просторах прекрасной Франции обидеть араба?
Так что Ле Пен – просто единственный французский политик, который озвучивает существующую проблему. И если послезавтра, придя к власти, Ле Пен или его последователи эту проблему решат – что ж, потом, спустя некоторое время, можно будет задним числом обвинять их в нарушении этих самых прав. Объявить охоту. Тащить в бессмысленный и беспощадный Гаагский трибунал. Повторить омерзительный фарс с генералом Пиночетом. Страну человек уже спас. Теперь можно и борцам за общечеловеческие ценности покуражиться. Но дайте сначала спасти. В конце концов, по улицам ходят дети не только правых, но и левых. И безопасность этих улиц нужна и тем, и другим – независимо от политических воззрений родителей.
К сожалению, в общечеловеческие мозги эта нехитрая мысль не укладывается. Здесь стоит вспомнить эпизод из времен предыдущей чеченской кампании – когда съемочная группа НТВ оказалась среди первых заложников-журналистов, захваченных чеченскими боевиками. Как трогательно обижалась г-жа Масюк на пресс-конференции! Ну, еще бы – мы всем сердцем за них, можно сказать, почти на их стороне воюем, а они с нами как со всеми прочими заложниками обращаются!
Европейским интеллектуалам еще предстоит пережить эту детскую обиду. Обыватели, как водится, оказались чуть умнее.
Тем не менее, во втором туре выборов победу одержал Жак Ширак. Результат абсолютно естественный. Все же невозможно за несколько лет повернуть на сто восемьдесят градусов мировоззрение целого народа. Так что осталось непонятным, что именно так самозабвенно праздновали сторонники действующего президента после окончания выборов. Они что, ожидали иного исхода? Что же касается Ширака, то он оказался в роли случайного прохожего, которому досталась победа по принципу «кто угодно, лишь бы не Ле Пен». На его месте мог оказаться любой парижский клошар.
Но главным итогом выборов оказалась не победа Ширака и не растущий рейтинг Ле Пена. Главными результатами французских выборов оказалась, во-первых, растущая радикализация политических пристрастий избирателей, проявившаяся в том, что крайне правые и крайне левые в сумме получили чуть не сорок процентов голосов, а во-вторых, убийство Пима Фортейна в Нидерландах.
Что касается первого обстоятельства, то оно вряд ли кого-либо удивит. Традиционные европейские партии уже давно являются «левыми» и «правыми» лишь по названию, десятилетиями плавно дрейфуя к единому центру и различаясь лишь оценкой того, какими именно темпами должна идти «евроинтеграция». Ни те, ни другие давно уже не интересуются, в том ли вообще направлении эта самая интеграция движется, и, главное, нет ли у их избирателей других, более актуальных интересов.
Избиратели же, ощущая наступление новой, куда более жесткой эпохи, требующей радикальных решений, ищут выразителей своих страхов и надежд на окраинах политического спектра. Сегодняшние троцкисты и зеленые так же скептически относятся к существующей модели глобализации и к ее европейской составляющей, как и новые правые партии. Правда, корректировать существующую модель те и другие собираются в разных направлениях. И голосуя за тех и других, европейский избиратель демонстрирует не только свою убежденность в необходимости перемен, но и готовность к тому, что свою точку зрения придется отстаивать в серьезной борьбе со столь же радикальными оппонентами. Прежние, «цивильные» партии останутся на страницах школьных учебников.
«В минувший понедельник в Нидерландах на улице пристрелили Пима Фортейна… В Европе Фортейна почему-то сравнивали с Ле Пеном, хотя последний по сравнению с ним – совершенно «вегетарианский», системный политик. В сущности, убитый голландский нацист гораздо ближе к Осаме бен Ладену, Адольфу Гитлеру, Владимиру Ленину, Иосифу Сталину, или, на худой конец, к Эдуарду Лимонову. Для мира на земле нет ничего более опасного, чем маргиналы, пытающиеся достичь власти и достигающие ее.» Семен Новопрудский, «Папа пишет пулю», «Известия», 8.05.02.
В этом высказывании много замечательного. Во-первых, откровенно злорадный тон – не убили, нет, именно «пристрелили». Ни единого хотя бы формального реверанса – мол, убийство не совсем наш метод, нельзя уподобляться, ну и все такое… Ничуть не бывало! Вся статья представляет собой длинное объяснение, почему именно бедолагу необходимо было именно «пристрелить». Складывается ощущение, что у г-на Новопрудского, во-первых, есть достаточно длинный список тех, кого необходимо отправить следом за Фортейном, а во-вторых, сам либеральный обозреватель с удовольствием поучаствовал бы в паре-тройке расправ – во имя вящего процветания либеральных идей и прав человека, надо полагать…
Несколько, правда, обескураживает выражение «маргиналы, пытающиеся достичь власти и достигающие ее…» Тут хочется остановиться и разобраться. Насчет «маргиналов, пытающихся достичь власти», еще более или менее понятно. Маргинал, сиречь – аутсайдер, он же – неудачник, отброс, ошибка эволюции… Чего-то он там пытается, но ничего не сумеет, ибо – отброс и ошибка… Так что единомышленники г-на Новопрудского, принявшиеся «пристреливать» подобные отбросы по городам и весям единой Европы, выполняют функции естественного отбора. Так, что ли? А вот насчет «маргиналов, власти достигающих», возникает полная непонятка. Если достиг – значит, сумел, получилось. То есть – способен добиваться поставленных целей. Значит, не совсем отброс и ошибка эволюции. По-видимому, г-ну Новопрудскому он представляется «маргиналом» по каким-то другим признакам. Может, по идеологическим? Ну, к примеру, «маргиналом», которого необходимо «пристрелить», является всякий, высказывающий взгляды, противоречащие леволиберальному катехизису и ущемляющие права человека. Например, полагающий, что кого бы то ни было необходимо «пристрелить на улице» без суда и следствия, и этому факту можно радоваться в прессе… То есть… Это у нас что получается? Это у нас сам г-н Новопрудский «маргиналом» оказывается? И его самого, стало быть, следовало бы… того… на улице? Опять запутались…
Столь пристальное внимание к реакции известинского обозревателя – не просто авторская прихоть. Г-н Новопрудский безошибочно воспроизвел ход мыслей и аргументацию именно европейского крайнего левака. Ничего удивительного в этом нет. Вся российская так называемая «либеральная общественность», как это давно стало очевидным любому стороннему наблюдателю, представляет собой новое издание большевизма, и необходимость истреблять оппонентов для нее абсолютно органична. Впервые это наглядно проявилось во время памятного призыва «Раздавить гадину» во время расстрела парламента в 1993 году. «Нормальной» же – в европейском понимании – «либеральной общественности» в России после крымской эвакуации 1920 года больше не было.
Но в Европе таковая общественность наблюдается. И убийство Фортейна вызвало там сильнейший конфуз. С одной стороны, конечно же, «низ-зя». Убийство политического противника, совершенное леваком – ибо убийца оказался связанным с «зелеными» – смешало все карты «цивильным» партиям. «Правый людоед», злодей, посмевший назвать ислам «отсталой религией» и заявить, что «Голландия уже переполнена», и, стало быть, не фиг сюда приезжать – в роли невинной жертвы! Свой, хоть и радикальный, но левый, с которым можно даже в коалицию вступить – в роли уличного бандита! Скандал!
С другой стороны, пуповина, связывающая «цивильных либералов» и левых радикалов, очень ощутима, и прямо осудить убийцу либеральному сердцу так же невозможно, как, например, осудить чеченца или палестинца. И возникают страннейшие заявления государственных деятелей, о том, что убийство было «бессмысленным и ни к чему не ведущим«… На человеческий язык это должно переводиться, по видимому так – «мы прекрасно понимаем мотивы убийства и в глубине душе, разумеется, убийце сочувствуем, но надо же понимать, что нашим – общим с убийцей – целям такие действия только во вред! Хотя, конечно, понимаем и сочувствуем…».
Даже голландские политики – после первого в многовековой истории страны политического убийства – в один голос причитают исключительно о том, что «отныне Голландия станет другой», и что «голландская политика утратила свою невинность». О «ценности человеческой жизни» никто как-то и не заикается – это ведь жизнь «ультраправого», а не чеченского бандита или албанского наркоторговца!
При этом все прекрасно понимают прямую связь между этим убийством и французскими выборами. Точнее, левой истерикой «против Ле Пена» – то есть против права своих соотечественников иметь свое, иное мнение.
Как резонно заметил другой французский «ультраправый» – Бруно Мегрэ (глава Национально-республиканского движения, бывший соратник Ле Пена), «это убийство доказало, до какой степени может дойти истерия, подобная той, которую нагнетали французские левые в последние две недели».
Ожидается интереснейший переходный период. Сезон охоты на «ультраправых» открыт. После стыдливого общеевропейского (и совершенно бесстыдного российского) «понимания» мотивов убийцы Фортейна, следующее убийство не за горами. Что, в свою очередь, будет только увеличивать их рейтинги на выборах – поскольку действительность начинает подтверждать их правоту на сто процентов. Возникает крайне забавная картинка.
С одной стороны – законопослушные жертвы, добивающиеся реализации своих целей исключительно легитимными методами – агитацией, борьбой за голоса, в перспективе – принятием новых законов после получения парламентского большинства. Помимо всего прочего, ратующие за обуздание криминала и наведение порядка.
С другой – уличные бандиты. В лучшем случае – просто хулиганы, бьющие витрины и жгущие автомобили, потому их не устраивают взгляды соседей. В худшем – убийцы. И сочувствующие им респектабельные политики.
Ближайшие годы, очевидно, продемонстрируют растущую мощь новых правых партий. Рост влияния правых во Франции не зависит от того, уйдет ли Ле Пен на покой, и насколько ярок окажется его преемник. Влияние правых растет не за счет харизмы вождей, а за счет роста арабской преступности, обуздать которую традиционные власти не в состоянии. В Австрии хамское вмешательство «общечеловеков» во внутреннюю политики страны обеспечило Йоргу Хайдеру и его партии любовь соотечественников на годы вперед. Либералы с тревогой оглядываются на Бельгию и Данию, не без оснований ожидая малоприятных новостей и из этих стран.
Сами «новые правые», со всей очевидностью, будут по максимуму использовать те карты, которые собственными неловкими действиями дал им в руки «блок леваков и либералов». Они и впредь будут подчеркнуто законопослушны, будут и впредь декларировать исключительно легитимные методы. Все это, разумеется, до поры до времени. До тех пор, пока все политическое поле не окажется поделенным между ними и левыми радикалами.
Фундаментальной идеологической конструкцией сегодняшних «ультраправых» является так называемая «Европа наций», то есть – конфедерация европейских государств и народов, объединенных лишь в той мере, в какой это диктуется интересами каждого государства, а не некой «средней температурой по больнице». Понятно, что такая конструкция обречена, в конечном счете, на успех в богатых европейских странах, населению которых не очень хочется платить из своего кармана за бедных новичков в европейском клубе. Столь же понятно, что такая конструкция противоречит не только сегодняшней модели «единой Европы». Гораздо важнее то, что она противоречит сегодняшней модели глобализации, для которой «единая Европа» – один из частных проектов. То есть сегодняшние европейские «ультра» оказываются куда более принципиальными противниками мировой финансовой элиты, нежели какие-то немытые арабы с динамитом. На наших глазах образуется интереснейший альянс: транснациональные корпорации, традиционные «правые» и «левые» партии, разного рода «либеральная общественность» – своего рода штабы и тылы. А в качестве ударной силы – крайние леваки в виде всяческих троцкистов, маоистов, «зеленых» и прочих защитников сексуальных меньшинств плюс исламские радикалы. Не исключено, что через такие связующие звенья, как албанские наркоторговцы, в этот альянс будут вовлечены и транснациональные криминальные синдикаты. Такой альянс, противостоящий здравому населению государств старой Европы и новым партиям, выражающим реальные интересы этого населения, способен в ближайшие годы сильно оживить вялую европейскую политику, доведя ее до градуса хорошего голливудского боевика. Времена предстоят крайне интересные.
http://www.specnaz.ru/pozicii/24/
Армен Асриян: ПРАВО НА СУЩЕСТВОВАНИЕ
